«У меня трехкамерное сердце»
Правда, на этом новогоднее симферопольское выступление поэта закончилось: государыни и государи недовольно зашумели в ответ, обиженный Маяковский вернулся за свой столик и молчаливо хмурился весь праздничный ужин. Но это была только разминка. Главное выступление состоялось в Дворянском театре (нынешний Русский драматический театр) 7 января. На этот раз поэт оделся более изысканно, но не менее эпатажно: черный сюртук и хлыст в руках. Переполненный зал затих – и Владимир Владимирович выступил с хвалебной одой футуризму: «Как недоваренное мясо застряла в зубах нудная поэзия прошлого, а мы даем стихи острые и нужные, как зубочистки». Вслед за Маяковским выступили еще три поэта, участвовавшие в Олимпиаде, но как вспоминал один из них: «Когда из уст Маяковского упала последняя фраза, в зале началось нечто похожее на землетрясение, на сцену полетели сентиментальные букеты цветов, которые Маяковский демонстративно швырял за кулисы».
Олимпиада футуризма планировалась как масштабное и помпезное мероприятие. Согласно честолюбивому, но абсолютно утопичному замыслу Маяковского, эти олимпийские гастроли, начавшись в Крыму, должны были пройти по двадцати крупнейшим городам России. На самом деле, выступлениями на полуострове дело и ограничилось.
18 января 1914-го «Петербургская газета» писала: «Получена телеграмма из Керчи, что гастроль петербургских футуристов закончилась грандиозным скандалом, так как публика страшно возмутилась невероятной чепухой, которою угощали ее футуристы. Скандал особенно усилился, когда Маяковский назвал выдающихся критиков бараньими головами». Надо сказать, что антипатия оказалась взаимной: Маяковского Крым в этот первый приезд на полуостров тоже разочаровал. На черном лимузине он с другими поэтами-футуристами отправился в заваленную снегом Ялту. При отъезде из Симферополя ему предложили шубу, чтобы он не простудился в своем тоненьком летнем пальто, но поэт категорически отказался: «У меня трехкамерное сердце: мне даже в Москве не холодно, а в Крыму тем более».
Ялта встретила гостей неприветливо: на улицах ни души, из общественных заведений работает только городской клуб, куда Маяковского не пустили, поскольку он не был его членом. В итоге, ялтинские впечатления поэта свелись к фразе:
«Скушно, как у эскимоса в желудке». Сходным образом завершилась и поездка в Бахчисарай – оттуда Маяковский уехал со словами: «Давайте удирать из этого склепа!».
Представление в пышных декорациях
Тринадцать с половиной лет спустя, 15 июля 1926 года, Маяковский с десяти часов вечера и до трех ночи в полнейшем одиночестве вышагивал по длинному ялтинскому молу: отшлифовывал написанное здесь стихотворение «Товарищу Нетте – пароходу и человеку». Это был его второй визит в Крым. В июле 1927-го Маяковский вновь приехал в Ялту. Вслед за ним по его настоятельному приглашению в Ялту вскоре прибыла Наталья Брюханенко. С этой высокой красивой блондинкой, бедной представительницей пролетарского студенчества, как она сама себя называла, Маяковский познакомился в 1926-ом году. Он звал Наталью «мой товарищ-девушка». В этот свой приезд в Крым Маяковский выступал в Симеизе, Алупке, Ливадии – и всюду его сопровождала Брюханенко. На свои именины, 26 августа, девушка получила от Маяковского множество букетов цветов и флаконов духов.
«Один букет – это мелочь. Мне хочется, чтоб вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!» – восклицал поэт.
«Товарищ-девушка» вспоминала, что в гостинице Маяковский «рисовал на бумаге, которой вместо скатерти были покрыты столики. Особенно часто и хорошо рисовал лошадок, у которых пар валил из ноздрей. Всегда очень щепетильный в отношении чистоты, и здесь Маяковский требовал, чтобы фрукты, помидоры и даже бокалы еще раз специально для нас перемывались кипяченой водой. После обеда бывали часы отдыха перед ежедневными вечерними выступлениями. В эти часы мы гуляли, иногда приходили гости, и все сидели на балконе у Маяковского. А чаще в это время Маяковский играл на бильярде». Ну а каждый вечер Владимир Владимирович выступал перед публикой. Как-то в Ялте, в городском саду, Маяковский читал на открытой сцене. Рядом шумело море. Вдруг поднялся сильный ветер, срывал листья с деревьев и закружил их по эстраде. «Представление идет в пышных декорациях, – торжественно сказал Маяковский. – А вы говорите – билеты дорогие!». Впрочем, пустых мест на выступлениях поэта не было.


Закончилась эта летняя поездка в Крым посещением Симферополя и Евпатории. Убогий ассортимент евпаторийского рынка не радовал поэта:
«…хоть четверть персика! – Персиков нету. Побегал, хоть версты меряй на счетчике! А персик мой на базаре и во поле, слезой обливая пушистые щечки, за час езды гниет в Симферополе».
Здесь же, в Евпатории, в ресторане знаменитой гостиницы «Дюльбер», Маяковский потребовал на ужин «меню трех мушкетеров»: холодного цыпленка и бутылку бургундского. Нестандартный заказ выполнили неукоснительно, возможно, всерьез опасаясь скандальной славы и колких выражений знаменитого посетителя. И действительно, наевшись досыта крымских контрастов, острый ум эпатажного гения не раз уколол Крым за бытовую неустроенность, и все же пламенное сердце великого поэта навеки сохранило любовь и восторженное отношение к прекрасной Тавриде.
После визита в Евпаторию в 1928-ом году Маяковский написал стихотворение, дорогое сердцу каждого настоящего евпаторийца и заканчивающееся словами:
«Очень жаль мне тех, которые
не бывали в Евпатории».
Посещение полуострова, отраженное в стихотворении «Крым»:
«Хожу,
гляжу в окно ли я
цветы
да небо синее,
то в нос тебе магнолия,
то в глаз тебе
глициния».
Апофеозом восторга поездившего по миру поэта стали громогласные строки:
«И глупо звать его
«Красная Ницца»,
И скушно звать «Всесоюзная здравница».
Нашему
Крыму
с чем сравниться?
Не с чем
нашему
Крыму
сравниваться!»
Крымский научно-популярный журнал «Полуостров сокровищ», выпуск №24.