Один цвет – три значения
Прилагательное «красный» можно трактовать по-разному. В русском языке это синоним к слову «красивый». Как хочется, чтобы заложенный в названии смысл оставался только таким! В Крыму много мест потрясающей красоты, и равнины Симферопольского района – не исключение. Было время, когда этот цвет стал символом революции, переворота, новой жизни, новой эпохи. В годы Великой Отечественной войны это слово приобрело третье значение – «кровавый». Земли совхоза «Красный» в буквальном смысле стали красными от пролившейся крови людей, не желавших этой войны.
Совхоз «Красный» возник в 1921 году на территории бывшего садоводческого училища симферопольского караима Абрама Пастака, раскулаченного большевиками. Семья Пастака уехала за границу, где поддерживала дружеские отношения с другими эмигрантами, в том числе из Крыма. Согласно данным, имеющимся в Государственном архиве Республики Крым, в 20-30 годы XX века в имении «Пастак» действовал татарский детский дом. Учреждение было довольно крупное – в 1931 году в нем числилось 100 воспитанников. В этом же году детдом присоединили к совхозу Кара-Кият и приспособлен для содержания трудновоспитуемых детей.
Лагерь смерти
Крымский Бухенвальд – так называют концентрационный лагерь «Красный». Он был не единственным на территории Крыма, но одним из самых жестоких и страшных. В период нацистской оккупации полуостров опутала разветвленная сеть из сотни концлагерей и так называемых мест принудительного содержания военнопленных и гражданских лиц, но «Красный» стоит особняком и вызывает холодный трепет при каждом его упоминании. Лагерь на территории бывшего совхоза в Симферопольском районе создали в ноябре 1941 года, когда Третий Рейх захватил Крым. На первых порах он использовался для содержания военнопленных, но уже к 1942 году превратился в настоящую «фабрику смерти», назначением которой стала очистка Крыма от недочеловеков, с целью создания здесь Готенланда – привилегированной территории нацистской Германии, предназначенной «исключительно для истинных арийцев». Сюда же свозили врагов оккупационного режима: пленных красноармейцев, партизан и подпольщиков, зачастую вместе с их семьями.
«Красный создавался по модели лагерей смерти – Бухенвальда, Дахау, Освенцима, – говорит доктор исторических наук Олег Романько. – Для нацистов не существовало полумер, их целью было замучить и ликвидировать узников, и для исполнения плана они выбрали поистине зверский способ – бесполезный, изнурительный труд. Заключенные перетаскивали с места на место тяжелые валуны, выкапывали, а потом снова засыпали ямы, людей запрягали в повозки вместо лошадей и перевозили на них грузы. Не выдерживая таких нечеловеческих нагрузок, обессиленные от болезней и голода, они погибали. А тех, кто не умирал своей смертью, уничтожали, как скот».
В отличие от Освенцима, в концлагере «Красный» не было специально оборудованных газовых камер и механизированных крематориев. Вместо них использовались так называемые душегубки – автомобили с герметизированными фургонами, в которые выводилась выхлопная труба, и при езде через некоторое, сравнительно небольшое, время находящиеся взаперти узники умирали мучительной смертью от удушья и отравления. Помимо этого, с пленными расправлялись другими, не менее ужасными способами: их расстреливали, сжигали, заживо бросали умирать в колодец и специально вырытые ямы.
Немцы тщательно скрывали следы проводимых ими расправ. В прессе оккупационного режима это место никогда не упоминалось как концентрационный лагерь. Называлось просто – «госхоз». Но жители близлежащих районов знали или, по крайней мере, догадывались, какие страшные события происходят за натянутой в два ряда колючей проволокой. В дни казней им запрещалось выходить на улицу, открывать окна. Один из крупнейших костров, сложенных из человеческих тел, оккупанты устроили в трех километрах от лагеря в урочище Дубки 2 ноября 1943 года. В тот страшный день на специально оборудованную площадку вывезли около 1200 заключенных. Их расстреляли, затем мертвых сложили штабелями, облили керосином и подожгли. По словам местных жителей, стоял такой едкий, удушающий запах от горевших человеческих тел, что дышать было нечем.
Режим «уничтожить»
В лагере действовал жесточайший режим. Заключенные жили в деревянных бараках, каждый на 60 человек. Спали на нарах в такой тесноте, что если переворачивался один, то приходилось это делать и всем остальным. Узников поднимали в 5 утра, кормили кусочком подгнившего хлеба со стаканом теплой воды и отправляли на работы. В перерыве на обед обычно давали баланду из отрубей и перловки, и снова работа – тяжелая, бессмысленная, высасывающая все жизненные соки и не оставляющая сил для борьбы. Таков был бесчеловечный эксперимент нацистов на выживаемость. Для пущего эффекта пленных избивали до полусмерти за малейшую провинность. В ход шли палки и специальные плети из проволоки и бычьих жил.
Немецкие офицеры черной работой не занимались. За дисциплину и охрану, экзекуции и казни отвечали каратели из 152-го батальона Вспомогательной полиции порядка «Shuma», в котором служили крымчане, перешедшие на сторону врага. За жестокость к собственному народу, за измену Родине многих из них впоследствии настигнет возмездие. Кого-то – еще в период войны от рук народных мстителей, других – после, по результатам расследований, проводимых по фактам учиненных в «Красном» зверств. Выдержки из показаний свидетелей в зале суда заставляют поверить в немыслимое: «Самые страшные палачи были Краузе и Гунце и, конечно, добровольцы из 152-го батальона… Перед массовым расстрелом меня и еще двух человек заставили рубить в гараже проволоку. Для этого нам дали многожильный алюминиевый кабель. Рубили из него куски длиной 40-50 сантиметров. Расплели и получилось полторы тысячи штук. Куда она, эта проволока, пошла потом, суду уже известно. Ею скручивали руки узников. Перед тем как вывозить людей на расстрел в Дубки, Краузе и переводчик Яков Шур, которого все в лагере боялись, согнали нас, шоферов, к машинам и проинструктировали, как себя вести. Нам нельзя было выходить из кабин, грузовики должны были работать на полных оборотах, побольше создавать шума, чтобы никто не слышал выстрелов».
Бежать из лагеря не позволяла не только строжайшая охрана, но и страх поставить под угрозу жизнь родных и близких. Нацисты безжалостно расправлялись с ними в отместку за побег. Одним из немногих, кому удалось вырваться из концлагеря, стал Кустов Федор Авдеевич. Сергей Жученко – заведующий отделом «Мемориал жертвам фашистской оккупации Крыма «Концлагерь «Красный»» Центрального музея Тавриды рассказывает, как это случилось: «Организаторы экзекуции замешкались. Когда группу вывели на расстрел, Кустов Федор Авдеевич с несколькими товарищами совершают удачную попытку к бегству. Выстрелы, которые прозвучали вслед, цели не достигли. Впоследствии Федор Авдеевич стал свидетелем на одном из судебных процессов, проходившем в 70-е годы прошлого столетия. Кустов после побега продолжил борьбу с нацистами в одном из партизанских соединений». Но таких «счастливых» случаев было наперечет. Бывшая узница концлагеря «Красный» Зинаида Чернова описывает жуткую и беспримерную по своей циничности картину, как поступали с неудачливыми беглецами: «Если не дай бог попытался сбежать и его схватили, то его притащат на площадь, привязывают к столбу, до смерти забьют и еще табличку повесят «Я сюда вернулся, потому что мне здесь очень нравится»».
Если было бы нужно определить эпицентр адского огня страданий во время оккупации Крыма, то он, вне сомнения, находился бы в концлагере, созданном на территории бывшего совхоза «Красный». Нацистская машина хладнокровно перемалывала в нем советский народ – солдат, гражданских, ни в чем не повинных жителей, стариков, женщин, детей, партизан, подпольщиков. Одними из жертв, чьи жизни оборвались в концлагере «Красный», были работники Крымского драматического театра из подпольной группы «Сокол». Они оказали неоценимую помощь партизанам и войскам Красной Армии: успели передать подготовленные карты с военными объектами оккупантов, которые использовались при освобождении Симферополя в апреле 1944 года.
Единственной ниточкой к спасению в те страшные годы стали взаимовыручка и поддержка, даже ценой собственной жизни, сознание себя частью единого народа. Известны случаи, когда по пути в лагерь конвоируемые бросали своих детей симферопольцам, стоящим на обочинах. Наверняка знали, что о них позаботятся, что их спасут. На милосердие немцев и карателей-добровольцев рассчитывать не приходилось. То, что случалось с детьми в лагере, заставит содрогнуться даже каменное сердце. «В бараке была женщина с ребенком, завернутым в одеяло, – рассказывает бывшая узница концлагеря Ирина Зимзе, и голос ее дрожит. – Ребенок все время плакал, а немцы этого не переносили. Когда она очередной раз плакала и никто не мог ее успокоить, немцы взяли и играли этим комочком в футбол».
В апреле 1944 года советские войска начали освобождение Крыма от немецко-румынских оккупантов. Изверги лагеря «Красный» приступили к зачистке территории. Покидая крымские земли, они уничтожали все, что могло свидетельствовать об их злодеяниях. Узников вывозили из лагеря группами и расстреливали, сжигали, сбрасывали в колодцы, многих заживо. Накануне освобождения Симферополя, 13 апреля 1944-го, нацисты провели самую жестокую и массовую акцию истребления, о которой с содроганием будут вспоминать участники расследований. Заключенным ломали кости, душили, скручивали руки алюминиевой проволокой и бросали в ямы и колодец. Из показаний участника тех зверских событий в зале суда:
«Мне особенно запомнилась последняя ночь в апреле 1944 года, – говорит Давид Миллер, бывший переводчик концлагеря. – Я вдруг услышал крики. Люди молят о пощаде. Все – в стороне колодца. Пошел туда. И вижу. Место это освещено фонарем «Летучая мышь». Стоит Гунце Ганс с пистолетом, а добровольцы водят людей из бараков. Кто сопротивляется – того бьют. Одному из мужчин Мевлютов на моих глазах размозжил голову прикладом. Заключенный упал, но не в колодец, а с наружной стороны, на землю. Тут подбежал Менаметов, схватив упавшего и перекинул его в колодец. Шихай Асанов тоже тут был, подводил узников к месту расправы. Я ушел, невозможно было выдержать все, что там делалось. Утром, когда мне снова довелось проходить мимо колодца, земля «дышала», шевелилась земля».
После ухода немцы оставили в урочище Дубки больше 20 ям и колодцев, в которых обнаружили несколько сотен изуродованных, искореженных тел. Главный вопрос – удалось ли кому-то в них выжить – остается открытым. По словам Сергея Жученко, такие случаи не исключены, но большинство из них пока остаются неподтвержденными. Доподлинно известна лишь одна история – о Татьяне Тарановой, арестованной и направленной в концлагерь за связь с партизанами и сумевшей выбраться из глубины ямы после одной из расправ. Она не только выжила, но и, вступив в «игру» с фашистами, впоследствии продолжила борьбу с врагом, уйдя в партизанский лес.
Возмездие
Расследования по делу об изуверствах в концентрационном лагере начались сразу после освобождения Симферополя. Первый «колодец смерти» был вскрыт в конце апреля 1944 года. В «Красный» стекались жители, чтобы узнать о судьбах без вести пропавших родственников. Там их ждал настоящий ад – горы трупов, смрад, следы смерти на каждом квадратном метре. Тогда же на этой территории произвели первые захоронения.
Материалы дел о жестоких расправах нацистов в Крыму были представлены на Нюрнбергском процессе в 1945-46 годах. А в приговоре, вынесенном бывшему командующему 17-й армией генерал-полковнику Эрвину Йенеке, которого судили в Севастополе в 1947 году, говорилось: «С особой жестокостью учинились расправы над советскими людьми в лагере, расположенном в совхозе «Красный» Симферопольского района. Здесь за короткое время было расстреляно, сожжено, удушено и брошено живыми в колодцы свыше шести с половиной тысяч, среди них значительное количество женщин и детей». На самом деле, по оценкам экспертов, за два с половиной года существования лагеря в нем замучили от 8 до 15 тысяч человек. Для сравнения: в Бухенвальде эта цифра составила 56 тысяч за восемь лет, то есть масштабы крымской трагедии не уступают происшедшим на территории самой нацистской Германии.
«Места расправ – свидетельства нацистского террора в Крыму – продолжали находить спустя многие годы после окончания войны, – говорит Олег Романько. – 30 сентября 1970 года при проведении земляных работ обнаружили и другие ямы, в которых находилось около полутора тысяч тел. Среди костей – игрушки и вставные челюсти – предметы, отчетливо показывающие, кто был реальной мишенью изуверов: слабые и беззащитные, те, кто не мог дать отпор сильному вооруженному врагу. Немногим позднее, в 1972 году, в Симферополе состоялся суд над пособниками оккупантов – карателями из 152-го батальона. У тысяч погибших, чьи имена затерялись на страницах истории, были конкретные палачи: Т. Ходжаметов, А. Абжелилов, Ш. Салаватов, Я. Куртвелиев, С. Парасотченко, Н. Кулик… Всех их признали виновными в совершенных преступлениях. Только один из них получил 15 лет исправительной колонии строгого режима. Остальные приговорены к смертной казни и расстреляны». Осознали ли они тяжесть вины перед своим народом, своей страной? Хочется верить, что да. Но, оказавшись на скамье подсудимых, они юлили, пытаясь оправдаться. Сергей Жученко цитирует выдержки из материалов уголовного дела: «Я не причастен к массовым расправам, я всего лишь рубил проволоку на куски», – свидетельствует один из тех, кто служил в охране. Ту самую проволоку, которой связывали руки узникам перед расстрелом у края колодца. «Я не причастен к массовым расстрелам, я всего лишь конвоировал военнопленных к краю абрикосового сада, где их у меня перехватывали фашисты», – говорит другой. Там, за углом абрикосового сада, людей расстреливали и сжигали сотнями.
Вселенский закон причин и следствий сработал – бумеранг справедливости вернулся. Палачи получили по заслугам. Но не вернуть непрожитые жизни, не залечить разбитые сердца. После окончания войны выжившие узники концлагеря «Красный» так и не смогли оправиться от пережитого ими ужаса. Ирина Зимзе, живая свидетельница тех страшных событий, вспоминает: «Должен был состояться судебный процесс. Когда мама получила приглашение, у нее случился сердечный приступ, началась истерика. Она сказала: «Я не смогу, я просто не смогу, я боюсь их». Настолько страх остался сильным, что она не смогла поехать на этот процесс».
Мемориал: сохранить память
На месте, где совершались расправы над узниками концентрационного лагеря «Красный», 8 мая 2015 года открыли мемориал. Чтобы не утратить память о тех, кто незаслуженно страдал, переносил нечеловеческие пытки, чтобы их боль, их муки, их оборвавшиеся жизни, отозвавшись в сердцах многих поколений, не позволили повториться тем страшным событиям. Комплекс сформировался вокруг братской могилы и обелиска, которые стали сердцем мемориала. Обелиск установлен на этой территории в 1960 году, а спустя 12 лет братскую могилу рядом с ним пополнили останки, обнаруженные в ходе хозяйственных работ и подготовки судебных процессов. Будут ли они последними?..
Объекты мемориала не просто хранят память – они в деталях рассказывают историю, от которой даже у самых стойких стынет в жилах кровь. Искусственный каменный хаос символизирует бессмысленную адскую работу в концлагере, доводившую заключенных до смерти. На камнях изображены части человеческих тел: связанные руки, головы – свидетельство сломанных судеб. Посреди хаоса стоит скульптура той самой золотой девочки, тщетно молящей о помощи, как многие дети, сгинувшие в этом аду. Главную аллею завершает поминальный колокол, обрамленный наклонными плитами, ставшими нетленным дневником войны. На них высечены населенные пункты Крыма и количество жертв фашистского террора, перечислены важнейшие военные операции, проведенные в ходе обороны и освобождения полуострова, и …безвозвратные потери. Ударом в колокол посетители могут почтить память погибших или тихо помолиться и поставить свечку в храме Всех Святых в земле Крымской просиявших, сооруженном на территории мемориала. Тут уж кто в какую силу верит. Но главная сила – это сила слова, замолвленного за павшего героя.
Места расправ над узниками на территории комплекса обозначены красными пирамидами. Они по-прежнему хранят замурованные останки замученных узников. Сколько их еще там? На этот вопрос ответить сложно. Председатель Государственного Совета Республики Крым Владимир Константинов – неформальный лидер попечительского совета мемориала – так сформулировал одну из главных задач: «в максимально возможном объеме установить поименный список патриотов Отечества – жертв фашистского террора в концлагере на территории бывшего совхоза «Красный», сделать их судьбы достоянием молодого поколения крымчан и гостей полуострова». Сотрудники мемориала не прекращают работу по поиску имен тех, чьи жизни перечеркнул нацизм в этом страшном месте. Выявленные имена наносят на Стену скорби. Накануне открытия мемориала, в год 70-летия Победы, их было 201, а к 9 мая прошлого года стена пополнилась 556-ю персоналиями. В этом году Стена скорби приняла еще 90 душ.
Здание музея, напоминающее по форме деревянный барак, нависает над площадью, нагнетая ощущение тревоги. По-другому и быть не может. Это не место развлечений, здесь каждый предмет служит одной великой цели – передать всю глубину той безмерной трагедии, для повторения которой не должно остаться места в будущем. Перед музеем установлен памятник-обелиск – собирательный образ жертв нацизма в Крыму. Здесь и солдат, и старик, и мать с малышом. Подхватив на руки, они выталкивают ребенка – в будущее, в жизнь, которых они сами, возможно, уже не увидят. Авторы Сергей Мильченко, Александр Демченко и Василий Семенюк так представили главную идею обелиска: жертвование собой во имя будущего, во имя спасения грядущих поколений, во имя живущих ныне. И права на ошибку у нас нет.
Крымский познавательный журнал «Полуостров сокровищ», выпуск №29.
Полуостров Сокровищ 